В рубрике Год назад, 13 ноября 2014-го, ушел из жизни грузинский реформатор и друг Украины Каха Бендукидзе. Фокус составил подборку его цитат из книги Владимира Федорина «Ґудбай, імперіє. Розмови з Кахою Бендукідзе»
13.11.15 3269770000
Когда в начале ноября 2013 года Каха Бендукидзе в своём просторном кабинете на первом этаже Аграрного университета Тбилиси предложил мне написать книгу о его реформах, ни он, ни я не могли предположить, что десятки часов бесед, которые нам предстоит записать в течение следующего года в Кобулети, Киеве и под Мюнхеном, пройдут под аккомпанемент восстания, войны, крушения старого мира.
Фактором, который изменил мировую историю и разрушил инерционный сценарий выхода из постсоветского тупика, стал украинский Майдан. Вернее, народ Украины.
Патриот Грузии и свободы Бендукидзе последние восемь месяцев своей жизни посвятил Украине. Узнав о его смерти 13 ноября, я подумал: если бы российская авиация разбомбила здание правительства и Администрации президента в Киеве, ущерб для страны был бы меньшим. В отличие от тех, кто пришёл к власти после революции, Бендукидзе хорошо понимал, что реформы — это не угроза, а шанс на спасение.
Украинская элита считала Бендукидзе радикалом, чуть ли не экстремистом. На самом деле водораздел между грузинским реформатором и его украинскими коллегами проходил не по шкале умеренность/радикализм, а по шкале ясность/мутность мышления. И Бендукидзе, и правительство Порошенко/Яценюка преследовали общую цель — интеграцию Украины в Европу, вот только инструментарий, выбранный уцелевшей после Майдана частью постсоветской элиты (повышение налогового бремени, эмиссионное финансирование дефицита бюджета, административные ограничения операций с валютой и т. д., и т. п.), не приближал, а отдалял достижение этой цели.
Польский реформатор Лешек Бальцерович сказал однажды, что рискованный план лучше безнадёжного. План Бендукидзе — радикальное сокращение бюджетных расходов, снижение налогового бремени вкупе с налоговой амнистией, максимальная дерегуляция — выглядел рискованным, но точно не был безнадёжным. Доказательство тому — успех аналогичных реформ в Восточной Европе (Польша, Чехия, Словакия) и Грузии.
Пропагандируя быстрые и жёсткие реформы, Бендукидзе был, по сути, частью реформаторского мейнстрима, в отличие от новой украинской власти, которая выбрала путь косметических улучшений, ещё никого не приводивший к успеху.
Половинчатые, никогда не доводимые до конца реформы, — вот что, по мнению Бендукидзе, было и остаётся бичом Украины. Страна финансирует образование, медицину, полицию, армию, но выжатые из экономики деньги расходуются так, что вместо институтов — одни названия: вузы, которые не учат, больницы, которые не лечат, милиция, которая не защищает. Посмотреть на вещи трезвым взглядом, назвать их своими именами — вот что хорошо получалось у Бендукидзе и чему украинский политический класс ещё должен научиться.
Чем дальше Бендукидзе наблюдал за тем, как политики пробалтывают очередной шанс Украины встать на путь модернизации, тем больше склонялся к мысли, что на этом этапе стране придётся пройти через «вынужденные реформы» — стихийное упразднение целых учреждений и институтов, вызванное банальной нехваткой денег. В качестве примера он приводил реформу ЖКХ в Грузии начала 1990-х, которая увенчалась ликвидацией централизованного теплоснабжения: не было денег платить за газ — поставки прекратились — трубы вымерзли и пришли в негодность — конец централизованной системы.
Обострение финансового кризиса зимой 2015 года, который мы с Бендукидзе начали обсуждать ещё в конце лета 2014-го под кодовым названием «финансовый Чернобыль», стал ещё одним подтверждением античного афоризма — ducunt volentem fata, nolentem trahunt (в контексте украинской модернизации я бы перевёл его так: понимающего неизбежность влечёт, неразумного — тащит).
Радикальные реформы в Украине неизбежны — если только не рассматривать сценарий большой войны и оккупации. Это значит, что уроки и идеи Бендукидзе обязательно будут востребованы.
Главный постулат Бендукидзе — нет ничего производительнее свободы. Свобода нужна как воздух, и не только индивидуумам, но и целым странам. Свобода запускает маховик прогресса, насилие ведёт в тупик.
Владимир Федорин
Авторское предисловие к книге «Ґудбай, імперіє. Розмови з Кахою Бендукідзе»
О прошлом и будущем
«Я бы сказал, что Сократ и Аристотель — не наши современники, они современники следующих поколений. Современники будущего. Особенно хорошо я это понял, когда занимался бизнес-образованием. Все эти фуфельные бизнес-книги с их миллионными тиражами — это пересказ одной-двух фраз Аристотеля. Серьёзно»
О судебной реформе
«Можно ли импортировать хорошую судебную систему? Просто пригласить судьями немцев или японцев — не выход, судьям необходимо знание языка судопроизводства. Когда в Боснию пригласили немецких судей, они судили хорошо, но переводчики брали взятки. В принципе, можно принять смелое решение о том, что языком судопроизводства могут быть и другие языки, кроме государственного, но у Украины имеется огромное преимущество, потому что есть малая Украина в Канаде — миллион триста тысяч украинцев, многие из которых говорят на украинском языке. Можно пригласить как минимум несколько украинцев из Канады в состав Верховного суда Украины, будучи уверенным, что они неподвластны влиянию местных интересов, у них нет плохой истории, они честно и порядочно прожили тридцать лет в юридической профессии, заработали себе репутацию»
О детерминистской ерунде
«Бавария очень большая и успешная. При этом, что важно, — католическая. Живое опровержение Вебера, который говорил, что без протестантизма нет капитализма. Я, кстати, не люблю всю эту ерунду детерминистскую. Мол, если страна такая, она развивается, а если эдакая, не развивается. Если сильно хочешь, то развиваешься. Как написано у Брэма в «Жизни животных», «гиена — хищное животное, которое охотится только лунной ночью. Но если луны нет, то она всё равно охотится»
О борьбе
«Нет же такой книги How to build a nation for dummies (Как построить нацию для чайников. — Фокус). А если бы такая книга и была, то там было бы написано: защищай свои права, посылай всех на три буквы, борись за то, что тебя волнует. Угнетают — борись, что-то не нравится — борись. В борьбе обретёшь ты право своё. И сформируются институты. Потому что институты — это результат борьбы. Когда я читаю слезливые статьи экономистов, пусть даже они нобелевские лауреаты, что как-то неправильно проходили реформы в бывших социалистических странах, надо было сначала построить институты и только потом… Построить институты… А где кирпичи и раствор для строительства? И оказывается, что кирпичи и раствор для строительства институтов — это уличные столкновения, демонстрации, мордобой, голод, холод, отсутствие электричества. И люди говорят: нет, я так не хочу, я хочу так. И они находят способ жизни, который в общем приемлем, и боятся делать по-другому. Вот вам институты. А как их можно построить, из каких материалов, понятно: не из каких»
О злом Путине
«Это вопрос, который многие задают себе и ещё будут задавать: почему мы тогда не поняли, что Россия — агрессор. Это же легенда про reckless Georgians, которые раздразнили доброго Путина, и он просто махнул рукой, а лапа тяжёлая, и заодно прихватил случайно территорию. Сейчас же понятно, что «доброго Путина» не существует. Кто его в Крыму раздразнил-то? Янукович? Идея «Янукович раздразнил Путина, оскорбляя его» лишена содержания»
О посткрымском мире
«В посткрымском мире проявилось ещё одно важное обстоятельство, которое отсутствовало в явной форме в мировой политике после Ялты. Если ты неуспешная страна, тебя завоюют. Это раньше Европа могла равнодушно смотреть, как соседние страны становятся богаче. А сейчас понятно: другие страны станут богаче, и вас просто съедят»
О тирании
«Некоторые устанавливают тиранию просто потому, что они больные. Уго Чавес, например. Но в большинстве случаев это делается для того, чтобы наворовать денег. Если станет понятным, что нельзя наворовать в одной стране, а потом провести жизнь в Лондоне или Париже, то, мне кажется, это изменит мир. И снизит долю авторитарных режимов в глобальном ВВП»
О реформаторском популизме
«Надо написать список 10 главных мест контакта человека с государством и попробовать, чтобы хотя бы в трёх из них стало лучше. И это всё громко продать. Других способов я не вижу. Посадки не могут долго работать. Это одноразовый такой разворот. Потом вы должны иногда для поддержания порядка это делать»
О парадоксах борьбы с кризисом
«Для Украины самым правильным был бы сейчас глубокий финансовый кризис, который разорвал бы все клубки сплетённых интересов. Тогда можно было бы заново строить финансовую систему»
О реформах в Грузии
«Во время нашей первой встречи Саакашвили спросил, нравится ли мне экономическая программа. Я сказал, что программа не нравится, она хороша, но не для Грузии. Почему не для Грузии? Грузия ничего не имеет — ни большого внутреннего рынка, ни полезных ископаемых, ни хорошего местоположения на перекрёстке всех культур, как Сингапур или Гонконг… Плюс на двух частях территории иностранные оккупационные войска, есть опасность вооружённого конфликта. В такой стране могут проходить только радикальные реформы, потому что всё остальное не перевесит негативные моменты»
«Когда я стал министром, я исходил из нескольких вещей. Первое: я считал, что меня будут все ненавидеть. Потому что если удастся все реформы провести, они затронут каждого человека, в том числе и с плохой стороны — либо родственника сократят, либо кормушку отберут, либо ещё что-то. В итоге все должны ненавидеть. И второе: я считал, что меня могут попросить из правительства в любой момент»
«Реформы, которые происходили и будут происходить в бывшем Советском Союзе, будут иметь экономический характер, но их лейтмотивом, осью станет национальная идея. Если посмотреть на реформы, которые проходили в разное время в разных странах Восточной Европы, то я думаю, что гораздо больше реформ проведено националистическими партиями, чем, скажем так, традиционными идеологическими партиями. Левые, которые были менее националистически настроены, проводили меньше реформ, чем националисты. Это особенность постсоветского развития, и нас всё время толкает в эту сторону»
О борьбе с коррупцией
«Задача была в первую очередь вытеснить коррупцию из госаппарата, а не начать борьбу с сотнями тысяч грузин, которые давали взятки. Бороться с теми десятками тысяч, которые брали взятки, а ещё лучше с теми несколькими тысячами, которые были активными дирижёрами и конструкторами всего этого дела. Вы же хотите создать политическую конструкцию, которая победит. Как можно победить с конструкцией, которая говорит: мы жестоко накажем всех, кто давал взятки»
«Одни беспредельщики, а другие — воры. И с одними надо разбираться по всей строгости законов, а с другими можно мягче. Отпустить — это же не значит, что они должны как-то процветать, но есть разница между почти честным человеком и почти бандитом. Потому что если вы это не учитываете, у вас получается робеспьеровщина»
«Нужно резкое сокращение контактов [государства] с гражданами. Почему отмена техосмотра очень важна? Не потому что это огромный убыток народному хозяйству — это копейки. А потому что это точка, где происходит массовое коррумпирование. В России, наверное, десятки миллионов людей должны приходить каждый год в милицию и там что-то такое вот совершать… Проанализировать все точки массового контакта и их удалить, если невозможна глубокая реформа»
О реформах в Украине
«Если бы Янукович сам ушёл в отставку, он вошёл бы в историю как великий президент, который принёс благополучие»
«Чтобы перейти к нормальному уровню стабильного роста, Украина должна сократить госрасходы на 10–15% ВВП… Радикального снижения расходов можно добиться только с помощью двух вещей: значительного сокращения госаппарата, бессмысленных программ и значительной дерегуляции, когда вы фактически отказываетесь от ряда госфункций. Нынешние регулирующие институты всё равно неэффективны: вместо того чтобы честно регулировать, то есть создавать какое-то общественное благо, чиновники создают общественное зло, беря взятки»
«Дерегулируя, вы убираете то, что высасывает из бизнеса либо одни бумажки, либо другие, денежные знаки. Это раз. Вы убираете источник коррупции, разложения госаппарата — это два. И вы сокращаете расходы — это три. Вот три блага, которые проистекают из очень глубокого дерегулирования»
«Я думаю, Украине нужно отказаться от налоговой тайны и все данные об уплате налогов юрлицами публиковать в интернете. Пусть общественность знает, кто конкретно занимается воровством денег из бюджета. Пусть борьба с ними будет предметом гражданской активности»
«Я допускаю, что для Украины самым правильным был бы сейчас глубокий финансовый кризис, который разорвал бы все эти клубки сплетённых интересов. Не стало бы ни привилегированных пенсий, ни каких-то наросших обязательств, переданных в регионы, ни третьего, ни десятого. И тогда можно было бы заново строить финансовую систему»
О России
«Представьте, что у вас есть ковёр United Kingdom. Там всё понятно: вот, как в считалочке, парламент, который принимает законы, вот законы, которые влияют на общество, вот полиция, которая соблюдает законы, вот бандиты, которые борются с хорошими людьми, вот налоги, которые платятся, вот министры, вот профессора… Если вы переворачиваете этот ковёр, с изнанки видите блеклую картину, но такую же. Королева — она и с изнанки королева, может быть, её роль поменьше, но существенно не отличается. Вот парламент, вот полиция, вот министры — те же, на тех же местах. Какие-то могут быть несоответствия, но в целом вы понимаете, что картина та же. А в России — и не только в России, конечно, в Украине то же самое, в Грузии частично то же самое — если вы ковёр переворачиваете, то видите совершенно другую картину. Изнаночная сторона вообще никакого отношения не имеет к изображённому на лицевой. Вы думали, у вас там полиция, тут бандиты, но перевернули — а там какая-то единая сеть, которая захватывает ещё и парламент, и правительство»
«Россию, безусловно, охватят судороги, и вопрос в том, сможет ли она выйти из этого кризиса с территориальной целостностью. Я почти не вижу сценариев спокойного развития политической ситуации в России и её перехода в более благополучное состояние. Я имею в виду превращение России в европейскую страну — часть большого развитого мира, которая уважает себя и других, которая не собирается ни с кем воевать, потому по всем вопросам можно договориться. Элита этой России понимает, что у неё нет миссии быть вторым полюсом в двухполюсном или многополюсном мире, противостоять Америке и так далее. В этой России проходят настоящие выборы и торжествует правосудие. Но не очевидно, что к этому можно перейти как-то гладенько. И с большой вероятностью демонтаж империи в какой-то степени продолжится»